Смотрины и рукобитье - Страница 4

Филипп Иваныч играл на скрипке веселую плясовую песню, искусно подбивая щелчком в кузов своего гудка, когда Терентьевна прокралась через двор его и вошла в сенцы, намереваясь также зайти наперед на женскую половину; но, услышав веселую, разудалую песню, она вдруг решилась идти без дальних обиняков прямо на приступ; распахнув смелым приемом двери в комнату хозяина, она прямо ввалилась туда пляшучи, притопывая ногами и прищелкивая пальцами. Такой способ заводить знакомства поразил несколько Филиппа Иваныча; но когда он убедился, что женщина эта не пьяна и в своем уме, то плач ее навзрыд, который последовал за пляской, сильно тронул и поразил его, потому что она плакала по бедной, злосчастной девице, которая потеряла свой покой через Филиппа Иваныча, ест не заест, спит не заспит,-- словом, не может без него ни жить, ни умереть. Если ты, злодей, наслал это на мою пташечку, касаточку, так прикажи снять, не то я тебе жить не дам на свете.

Удивленный Филипп Иваныч стал осведомляться обстоятельнее, едва помня себя от удовольствия, что он на старости лет свел с ума такую прелестную девицу. Через полчаса у него стоял уже на столе самовар, Терентьевна пила вприкуску, а он, оправляя жалкие остатки своих некогда рыжих волос, просил только о том, чтобы вести дело как можно посекретнее и если оно пойдет на лад, то устроить его поскорее, чтобы не помешал Петровский пост.

Терентьевна вышла со двора заднею калиткой, под проводами самого хозяина, прошла задами и полетела прямо в дом невесты. Тут она обошла сперва осторожно кругом, поглядела во все щелочки ставней и, убедившись, что чужих нет, втерлась через заднее крыльцо в покой.

По первым словам Терентьевны: "матушка, я к вам от добрых людей пришла и за добрым делом", мать невесты тотчас же поняла, о чем тут пойдет речь, и потому пригласила посланницу к себе в комнату и усадила. Она думала: запас не мешает, особенно при таком незавидном женихе, каков был математик, который для мещанской дочери был дорог только как чиновный человек, как дворянская или по крайности полудворянская душа, так же как у дочери ее была получерепаховая гребенка.

– - Ну, матушка, от кого же вы?-- спросила хозяйка, когда притворила за собою дверь.

– - Да от добрых людей; сперва бы от вас что-нибудь услышать, так можно бы потом и назвать.

– - Ну, да хоть так намекните как-нибудь, а то ведь и мы не знаем, что говорить; хоть из каких мест да каких примет, скажите.

Так как улицам не было названья в Козогорье, то Терентьевна и должна была объяснить по тамошнему, сказав, что домик свой, угольный, выходит на две улицы, а против угла колодец.

– - Ну, ну,-- подхватила хозяйка,-- чиновный? в отставке? с лысиной? уж не в первой поре? случается, что запивает? домишко на боку? и год на воротах написан? -- И когда изумленная такою прозорливостью Терентьевна не могла отрицать ни одной из этих примет, относя их разумеется к своему суженому, между тем как та относила их к своему, то хозяйка отвечала, по заведенному порядку: "подумаем, матушка, подумаем", прибавив к этому еще, что этот суженый уже стучался в наши ворота.

Слово "подумаем" в этом случае означает согласие, оно было сказано из одного только приличия, хотя, как читателю известно, назавтра определено было уже рукобитье. Терентьевна, обрадовавшись этому, тотчас же пустилась на обычные причитанья на похвалу жениху, у которого оказались при этом случае: "руки с подносом, ноги с подходом, голова с поклоном, язык с приговором".

– - А карманы с подкладкой,-- подхватила смеючись хозяйка, но, будто жалея сама об этой резкой остроте, прибавила:-- Ничего, матушка Агафья Терентьевна, так говорится, к слову пришлось; а вы, скажите-таки мне по правде, вы от него самого то есть?

– - От него самого, матушка, и прямо вот оттуда пришла, чтоб у меня руки и ноги отсохли!

– - Ну, так что же, матушка,-- как было сказано, так пусть и будет: милости просим на завтрашний вечер… благодарствуем на старании…

У Терентьевны вскружилась голова от радости, что она отбила работу у соперницы своей; она рассыпалась в похвалах и пожеланиях, потребовала посмотреть хорошенько на невесту, чтобы описать жениху всю красоту ее, тарантила пред нею четверть часа и пустилась прямо впритруску, разумеется опять по задам, к Филиппу Иванычу, где задняя калитка была заперта; поэтому Терентьевна принуждена была перелезть через забор.

На другой день в урочное время женихи мои разоделись по мере средств и возможности и отправились по одному и тому же пути. Кондратий Семеныч вышел первый и вскоре заметил, что ненавистный сосед за ним следит. Он с негодованием остановился и заглянул на двор, где проходил, чтобы пропустить того мимо себя.

Исполнив это очень ловко, он опять продолжал путь свой, но не мог надивиться дерзости соседа, который теперь шел впереди, указывая ему дорогу. Когда они уже стали подходить к воротам суженой, то Кондратий Семеныч не утерпел: он стал браниться довольно громко и пустился огромными шагами вперегонку за Филиппом Иванычем и остановил его уже в воротах известного нам дома. Объяснение их началось бранью, с которою они оба подвигались от ворот к крыльцу. Между тем вдогонку за ними подоспела Терентьевна, которая удосужилась разузнать, в какой просак она попала, а потому и не посмела идти наперед женихов в дом невесты, но решилась появиться там в одно время со своим женихом и смело вступить в состязание с Кузминичной. В то же время хозяин дома, бедный мещанин, который жил, как большая часть мещан наших, неизвестно каким промыслом, вышел на крыльцо встречать жениха, а за хозяином выскочила и Кузминична, увидав в окно приход незваных и нежданых, а гости также подошли со скромностью к двери и к окнам.